Quite Contrary
Несмотря на название, Шута в книге было мало (и особенно во второй ее части) по сравнению с предыдущей. И моя теория насчет него претерпела некоторые изменения, но на этот раз я их сохраню при себе до финала.
читать дальше
В отличие от предыдущей, эта книга начинается в стиле трилогии об Убийце - ее рассказывает Фитц-из-будущего, но насколько это будущее отдаленно (как было с первой трилогией), не очень ясно пока. С одной стороны, создается впечатление, что Фитц там не первый год над какими-то манускриптами (скатывающимися в его автобиографию) корпит. С другой - ему прислуживает Олух, а ему не особо долгую жизнь в этой книге пророчили вследствие болезни.
Нед. При всем желании не смогла найти, за что его обвинять. Хвалить тоже не за что особо. Но он вел себя именно как мальчишка, всю жизнь проживший в глуши и вырвавшийся к людям. Наивный, бестолковый, уверенный, что знает лучше. Фитц во многом сам на том же уровне остался. В нем житейская мудрость включается, только когда дело его детей касается - что детей по крови, что детей по воспитанию.
Джинна. Тут опять же: в том, что касалось ее советов Фитцу относительно Неда, она была целиком права. В остальном же... Ладно, не буду. Скажу только, что те женщины, к которым притягивает Фитца, вызывают у меня неприязнь. *Еще раз вздохнула о том, насколько он был слеп с Целерити; вспомнила, каким взглядом наградила его на прощание Йек и какие слова произнесла, и согласилась с ней всем сердцем*
Кетриккен. Она великолепна. Я не знаю, что еще про нее сказать. Обожаемая мною королева-лисица. В прошлой книге ее почти не было, но как я радовалась ее мудрости здесь! Но самые любимые моменты с нею в этой книге - как она разделяет с Фитцем скорбь по Ночному Волку и как приходит к Фитцу после того, как Шут в очередной раз вытянул его с того света.
Эллиана. Интересная девочка. Своевольная и гордая. Любознательная и ранимая. И очень сильная.
Про золотую фигурку девушки, найденную Дьютифулом на острове Иных: я сначала решила, что у нее внешность Эллины, но подумала, что раз никто этого не отметил, то это не она и начала думать на Неттл. В итоге все-таки Эллиана оказалась. Ну и хорошо. Стало быть, она и вправду судьба принца. Пофыркают друг на друга - и примут такими, какие есть. Они - Кетриккен и Верити нового поколения, и надеюсь, для них то самое колесо судьбы повернется иначе - благодаря Белому и его Изменяющему (хотя - правильнее будет сказать: вопреки Изменяющему, поскольку он ведь накрепко решил помешать Шуту с ними отправиться).
Пейшенс и Баррич. До меня только здесь дошла вся ирония. Два человека, которые, сложись все иначе, могли быть вместе. Но оба слишком любили наследного принца. А ирония в том, что после смерти этого самого принца они оба превратились для его сына в тех, кого смело можно назвать его родителями. Родителями не по крови, но все же самыми настоящими. И они оба до сих пор скорбят о нем и оплакивают его. И я бы очень хотела, чтобы они узнали, что он жив. У меня слезы в глазах стояли, когда Фитц, умирая, звал: "Пейшенс, мама".
А еще я почему-то рассчитывала очень, что Неттл с ними поплывет на север.
Еще я поняла, что все-таки следует остерегаться желаний, они имеют свойство исполняться))) Я говорила, что хотела бы, чтобы о Фитце узнали, но не принимала во внимание, что узнать могут и те, кто применит это знание против него. Говорила, что хотела бы увидеть его реакцию на Парагона, но услышала и ужаснулась его реакции на рассказ о Парагоне.
И было безумно приятно прочитать об Альтии и разумиляться над нею с Брэшеном по одним только рассказам Йек. А Малту жаль очень...
К слову о Совершенном: почему Йек Фитца узнала буквально с первого взгляда, а Блейд даже не спросил, приглядываясь к нему, не виделись ли они раньше?
И - отношения Фитца с Шутом. Ох... Как же больно - и болезненно - было читать. Видеть, как Шут радовался каждому букетику, считая, что они - от Фитца, как непременно прикреплял цветок оттуда к своей одежде и как он начал вдруг говорить шепотом, впервые эти цветы увидев. И понимать, что Фитц-то ничего не замечает. И эта их ужасная, ужасная ссора... которая обоим помогла многое понять о своих взаимоотношениях. Но только Фитц опять не услышал того, на что ему намекал Шут и попросил вновь стать Шутом, а Шут его слишком любил и тоже тяготился ссорой и потому выполнил просьбу.
И то, как лорд Голден под конец кутил и растрачивал состояние... Шут готовился к тому, что умрет, и избавлялся от того, что досталось ему случайно?
"...начав манускрипт, посвященный Белым Пророкам, я недопустимо углубился в свои отношения с Изменяющими"
Когда я это прочитала, у меня глаза на лоб полезли. Поэтому я сунулась в оригинал. Ну, наврал переводчик, чего уж там.
"My studies of the White Prophets delve too deeply into their relationships with their Catalysts".
То бишь его манускрипты о Белых Пророках в итоге скатывались к изучению их отношений с их Изменяющими. И вот в этом логика как раз видна. Потому что слишком уж необычны эти отношения. И Фитц сам - на собственном примере - в этом убедился.
А еще: в одном из эпиграфов была приведена весьма любопытная история о Белом и его Изменяющем, который был девушкой. Причем девушкой, дико, в стиле мачехи Белоснежки, ревновавшей Белого даже к его домашнему любимцу. Что заставляет задуматься, а насколько часто взаимоотношения Пророка и Изменяющего становились очень и очень личными?
А легенда о Белом Пророке звучит очень уж знакомо, вам не кажется? В этом мире рождаются двое, которых сама судьба предназначила друг другу. Вне контекста это чуть ли не определение любви.
"Если бы Чивэл тебя признал, ты мог бы претендовать на трон".
О_О Я уже было совсем объяснила себе отказ Чивэла от трона тем, что он не хотел, чтобы ему его собственный сын наемным убийцей служил, а тут - такое. Чуть ли не утверждается, что он отказался от трона, чтобы его сын наследником престола не стал, поскольку Чивэл ведь отказался и после этого признал Фитца своим сыном... Где-то здесь скрывается логика, которую мне никак не удается постичь.
"– Ну что, очень плохо? – спросил я шепотом.
– А как нужно? – ответил он, не убирая платка с лица.
– Что?
Шут приподнял платок и наградил меня радостной улыбкой".
Это когда он изобразил, что повредил лодыжку. Ну до чего же он великолепен)))
"...торговцы Удачного владели живыми кораблями, торговыми судами, которые обретают разум, если принести в жертву троих детей или пожилых членов семьи".
Я понимаю, что в этом эпиграфе Робин Хобб намеренно факты исказила, чтобы показать ненадежность источника, но вот что интересно: откуда трое детей взялись? какими бы слухами оживление кораблей ни обрастало, дети-то откуда? пожилые члены семьи - понятно, но дети?
А еще есть определенная ирония и в том, что, прикрываясь именем Бастарда, Полукровки жаждали убить Фитца.
И я плохо уловила логику в том, что сосед Фитца и Неда (кстати, почему Нед-то, когда он Хэп?) разгромил у них все в доме. Их ссора не была такой уж серьезной, и они ему цыплят оставили, и их не так уж долго не было, чтобы ему решить, что они не вернутся. Непонятно, в общем.
Еще удивило то, как странно боролись с предубеждением против Дара в королевстве: вроде еще в прошлой книге говорилось, что казни запретили, но в то же время ничего не предпринималось, если казни все-таки происходили. И только на переговорах с людьми Древней Крови пришли наконец к разумному решению.
Болезнь Шута. Болезнь Янтарь. Непохоже, что, как в случае с Эллианой, дело в татуировке. Болезнь как-то связана с внешностью? его кожа ведь после этого темнеет. Он как-то... изменяется?
"Оставалось только надеяться, что это одно из его загадочных недомоганий, когда он чувствует слабость и у него поднимается температура. По опыту я знал, что через несколько дней он приходит в себя, но у него начинает слезать кожа и цвет лица становится темнее".
Насколько я помню, ни о чем подобном Фитц раньше не рассказывал, только замечал, как Шут становится золотым из молочно-белого. О каких еще деталях он не рассказывал?
А о драконах, стало быть, они все-таки говорили, но Фитц принял все за пьяные бредни.
И корона из петушиных голов. Фитц наконец насмелился Шуту перья отдать, но тот чего-то испугался. Почувствовал, что это будет как-то со смертью связано? (Ну, раз все это откладывается до следующей книги, а Шут там рассчитывает умереть, то вывод, что эти два события связаны, напрашивается сам собой.)
"И он не единственный, кому ты открываешься, маленький человечек. Кто ты? Кем ты мне приходишься?"
Вот уж действительно вопрос. Потому что Тинталью (а это ведь она?), оказывается, никто больше не слышит. А в отношении Фитца то и дело мелькает, что у него какие-то драконьи воспоминания есть.
И мне показалось странным то, что, хотя Шесть Герцогств и Внешние острова - совершенно разные культуры, у каждой из которых свой язык, божества у них одни и те же.
"– Прекрати выделываться перед Шутом. Тебе все равно не удастся произвести на него впечатления, – мрачно заявил Чейд".
Это был на самом деле смешной комментарий, потому что Фитц и вправду выделывался, чтобы Шут проявил хоть как-то свои чувства и показал, что боится за него.
"Пятнадцать лет превращают претензии и радости в обычную жизнь".
Вот в этой фразе, пожалуй, лучше всего отражены отношения Фитца и Старлинг. Как бы они друг друга ни жалили и ни унижали, вот эти 15 лет никуда не денутся, что бы там ни.
"- Под моей кроватью до сих пор валяется гобелен, про который у меня не хватает мужества никому рассказать. Он безнадежно испорчен. Полагаю, гобелен стоил кучу денег.
– Не беспокойся. У меня найдется отличная замена. – Он удивленно уставился на мою кривую улыбку".
Вот нравится мне этот стеб над гобеленом, изображающим Вайздома и Элдерлингов, и я даже не объясню, отчего так сильно)))
И - цитаты в копилку "это любовь", или "epic love":
" – Я рад, что кто-то сумел тебе помочь. Хотя и завидую Кетриккен.
Его слова показались мне бессмысленными.
– Ты завидуешь ее горю.
– Я завидую тому, что она смогла тебя утешить".
"Любовь то появляется, то исчезает из твоей жизни. Иногда она уходит, но и в этом случае идет рядом с тобой, а потом возвращается".
Сначала я думала, это о Молли. И хотя уверена, что хэппи-энд их с Фитцем еще настигнет, но эта фраза не может быть о Молли. Так что я буду думать, что она о Шуте.
"Передо мной стоял шут. Не Шут в одеждах лорда Голдена, а королевский шут, которого я знал в детстве, – на нем были облегающие черные штаны и черная куртка. Из украшений осталась серьга и черно-белый букетик".
"– Ты тоже знаешь, что я тебя люблю, Шут. Как любит мужчина своего самого близкого друга. Я этого не стыжусь. Но Йек или Старлинг и еще многие думают, будто наша дружба перешла границу, что ты хочешь делить со мной постель… – Я замолчал, дожидаясь его реакции.
Но Шут посмотрел мне в глаза, и я не увидел в них ни тени сомнения.
– Я тебя люблю, – тихо проговорил он. – У моей любви нет границ. Никаких. Ты меня понимаешь?
– Боюсь, слишком хорошо, – ответил я, и у меня дрогнул голос. Затем я сделал глубокий вдох и с трудом произнес следующие слова: – Я никогда… ты меня понял? Я никогда не захочу делить с тобой постель. Никогда.
Шут отвернулся от меня, и я заметил, как слегка порозовели его щеки, не от стыда – я понял, что в душе у него поселилось другое, более глубокое чувство. Через несколько мгновений он заговорил спокойным ровным голосом.
– И это тоже мы с тобой давно знаем. Тебе не следовало произносить вслух слова, которые теперь останутся со мной навсегда."
И все-таки это немного странно - читать у автора облеченными в слова то, что недавно было только твоими ощущениями от этих героев. Я почти этими же словами даже тогда написала: "Тут оба любят, но один - во всех значениях этого слова, а второй... Ну, сложно передать впечатление, но ближе всего: во всех значениях ему не дает любить то, что он видит рядом с собой мужчину".
"Кто-то убрал с моего лба волосы и взял меня за руку. Я подумал, что это Шут, и попытался сжать узкую ладонь, чтобы дать ему знать, что попросил бы у него прощения – если бы мог".
"Я ощутил честь Шута в этом прикосновении, честь, которая пролегла между нами, подобно доспехам. Он касался лишь моего тела, но не сердца или разума. И тут я осознал – с растущим чувством вины – несправедливость своих упреков. Он никогда не попытался бы получить от меня то, чего я не предложил бы ему сам".
"А Шут… Шут был золото и радость, и летящие по бескрайнему голубому небу сверкающие драконы".
"– Ты говорил, что я могу называть тебя «Любимый», если ты не хочешь, чтобы звучало имя «Шут». – Я глубоко вздохнул. – Любимый, я скучал без тебя.
<...>
– Боюсь, это вызовет в замке множество сплетен.
У меня не нашлось ответа, поэтому я промолчал. Он обращался ко мне насмешливым голосом Шута. И хотя я испытал облегчение, меня мучил вопрос – а вдруг он заговорил так, чтобы утешить меня? Решил ли показать свою истинную сущность или только то, что я хотел увидеть?
– Ладно, – вздохнул он. – Пожалуй, если ты хочешь, я останусь Шутом. Так тому и быть, Фитц. Для тебя я буду Шутом. – Он посмотрел в огонь и негромко рассмеялся. – Наверное, все пришло в равновесие. Что бы с нами ни случилось, я всегда буду иметь возможность вспомнить твои слова. – Он посмотрел на меня и серьезно кивнул, словно я вернул ему нечто очень ценное".
И все же порой Фитцу удается найти именно те слова, которые нужно. Как здесь, когда весь разговор получился отражением-перевертышем их ссоры.
Любимая цитата отсюда: "Можно осознать, что ты сам виновен в своем одиночестве, но легче тебе не станет. Впрочем, это уже шаг вперед – ты начинаешь видеть, что та жизнь, которую ты выбрал, не была единственно возможной, а твое решение не является бесповоротным".
ps. Прочитала стихотворение-эпиграф к последней книге. Перечитала еще раз и еще. Сижу - реву. Ничего не могу с собой поделать, у меня уверенность, что это POV Шута на события финала. Нельзя настолько сживаться с героями, Таня, нельзя...
читать дальше
В отличие от предыдущей, эта книга начинается в стиле трилогии об Убийце - ее рассказывает Фитц-из-будущего, но насколько это будущее отдаленно (как было с первой трилогией), не очень ясно пока. С одной стороны, создается впечатление, что Фитц там не первый год над какими-то манускриптами (скатывающимися в его автобиографию) корпит. С другой - ему прислуживает Олух, а ему не особо долгую жизнь в этой книге пророчили вследствие болезни.
Нед. При всем желании не смогла найти, за что его обвинять. Хвалить тоже не за что особо. Но он вел себя именно как мальчишка, всю жизнь проживший в глуши и вырвавшийся к людям. Наивный, бестолковый, уверенный, что знает лучше. Фитц во многом сам на том же уровне остался. В нем житейская мудрость включается, только когда дело его детей касается - что детей по крови, что детей по воспитанию.
Джинна. Тут опять же: в том, что касалось ее советов Фитцу относительно Неда, она была целиком права. В остальном же... Ладно, не буду. Скажу только, что те женщины, к которым притягивает Фитца, вызывают у меня неприязнь. *Еще раз вздохнула о том, насколько он был слеп с Целерити; вспомнила, каким взглядом наградила его на прощание Йек и какие слова произнесла, и согласилась с ней всем сердцем*
Кетриккен. Она великолепна. Я не знаю, что еще про нее сказать. Обожаемая мною королева-лисица. В прошлой книге ее почти не было, но как я радовалась ее мудрости здесь! Но самые любимые моменты с нею в этой книге - как она разделяет с Фитцем скорбь по Ночному Волку и как приходит к Фитцу после того, как Шут в очередной раз вытянул его с того света.
Эллиана. Интересная девочка. Своевольная и гордая. Любознательная и ранимая. И очень сильная.
Про золотую фигурку девушки, найденную Дьютифулом на острове Иных: я сначала решила, что у нее внешность Эллины, но подумала, что раз никто этого не отметил, то это не она и начала думать на Неттл. В итоге все-таки Эллиана оказалась. Ну и хорошо. Стало быть, она и вправду судьба принца. Пофыркают друг на друга - и примут такими, какие есть. Они - Кетриккен и Верити нового поколения, и надеюсь, для них то самое колесо судьбы повернется иначе - благодаря Белому и его Изменяющему (хотя - правильнее будет сказать: вопреки Изменяющему, поскольку он ведь накрепко решил помешать Шуту с ними отправиться).
Пейшенс и Баррич. До меня только здесь дошла вся ирония. Два человека, которые, сложись все иначе, могли быть вместе. Но оба слишком любили наследного принца. А ирония в том, что после смерти этого самого принца они оба превратились для его сына в тех, кого смело можно назвать его родителями. Родителями не по крови, но все же самыми настоящими. И они оба до сих пор скорбят о нем и оплакивают его. И я бы очень хотела, чтобы они узнали, что он жив. У меня слезы в глазах стояли, когда Фитц, умирая, звал: "Пейшенс, мама".
А еще я почему-то рассчитывала очень, что Неттл с ними поплывет на север.
Еще я поняла, что все-таки следует остерегаться желаний, они имеют свойство исполняться))) Я говорила, что хотела бы, чтобы о Фитце узнали, но не принимала во внимание, что узнать могут и те, кто применит это знание против него. Говорила, что хотела бы увидеть его реакцию на Парагона, но услышала и ужаснулась его реакции на рассказ о Парагоне.
И было безумно приятно прочитать об Альтии и разумиляться над нею с Брэшеном по одним только рассказам Йек. А Малту жаль очень...
К слову о Совершенном: почему Йек Фитца узнала буквально с первого взгляда, а Блейд даже не спросил, приглядываясь к нему, не виделись ли они раньше?
И - отношения Фитца с Шутом. Ох... Как же больно - и болезненно - было читать. Видеть, как Шут радовался каждому букетику, считая, что они - от Фитца, как непременно прикреплял цветок оттуда к своей одежде и как он начал вдруг говорить шепотом, впервые эти цветы увидев. И понимать, что Фитц-то ничего не замечает. И эта их ужасная, ужасная ссора... которая обоим помогла многое понять о своих взаимоотношениях. Но только Фитц опять не услышал того, на что ему намекал Шут и попросил вновь стать Шутом, а Шут его слишком любил и тоже тяготился ссорой и потому выполнил просьбу.
И то, как лорд Голден под конец кутил и растрачивал состояние... Шут готовился к тому, что умрет, и избавлялся от того, что досталось ему случайно?
"...начав манускрипт, посвященный Белым Пророкам, я недопустимо углубился в свои отношения с Изменяющими"
Когда я это прочитала, у меня глаза на лоб полезли. Поэтому я сунулась в оригинал. Ну, наврал переводчик, чего уж там.
"My studies of the White Prophets delve too deeply into their relationships with their Catalysts".
То бишь его манускрипты о Белых Пророках в итоге скатывались к изучению их отношений с их Изменяющими. И вот в этом логика как раз видна. Потому что слишком уж необычны эти отношения. И Фитц сам - на собственном примере - в этом убедился.
А еще: в одном из эпиграфов была приведена весьма любопытная история о Белом и его Изменяющем, который был девушкой. Причем девушкой, дико, в стиле мачехи Белоснежки, ревновавшей Белого даже к его домашнему любимцу. Что заставляет задуматься, а насколько часто взаимоотношения Пророка и Изменяющего становились очень и очень личными?
А легенда о Белом Пророке звучит очень уж знакомо, вам не кажется? В этом мире рождаются двое, которых сама судьба предназначила друг другу. Вне контекста это чуть ли не определение любви.
"Если бы Чивэл тебя признал, ты мог бы претендовать на трон".
О_О Я уже было совсем объяснила себе отказ Чивэла от трона тем, что он не хотел, чтобы ему его собственный сын наемным убийцей служил, а тут - такое. Чуть ли не утверждается, что он отказался от трона, чтобы его сын наследником престола не стал, поскольку Чивэл ведь отказался и после этого признал Фитца своим сыном... Где-то здесь скрывается логика, которую мне никак не удается постичь.
"– Ну что, очень плохо? – спросил я шепотом.
– А как нужно? – ответил он, не убирая платка с лица.
– Что?
Шут приподнял платок и наградил меня радостной улыбкой".
Это когда он изобразил, что повредил лодыжку. Ну до чего же он великолепен)))
"...торговцы Удачного владели живыми кораблями, торговыми судами, которые обретают разум, если принести в жертву троих детей или пожилых членов семьи".
Я понимаю, что в этом эпиграфе Робин Хобб намеренно факты исказила, чтобы показать ненадежность источника, но вот что интересно: откуда трое детей взялись? какими бы слухами оживление кораблей ни обрастало, дети-то откуда? пожилые члены семьи - понятно, но дети?
А еще есть определенная ирония и в том, что, прикрываясь именем Бастарда, Полукровки жаждали убить Фитца.
И я плохо уловила логику в том, что сосед Фитца и Неда (кстати, почему Нед-то, когда он Хэп?) разгромил у них все в доме. Их ссора не была такой уж серьезной, и они ему цыплят оставили, и их не так уж долго не было, чтобы ему решить, что они не вернутся. Непонятно, в общем.
Еще удивило то, как странно боролись с предубеждением против Дара в королевстве: вроде еще в прошлой книге говорилось, что казни запретили, но в то же время ничего не предпринималось, если казни все-таки происходили. И только на переговорах с людьми Древней Крови пришли наконец к разумному решению.
Болезнь Шута. Болезнь Янтарь. Непохоже, что, как в случае с Эллианой, дело в татуировке. Болезнь как-то связана с внешностью? его кожа ведь после этого темнеет. Он как-то... изменяется?
"Оставалось только надеяться, что это одно из его загадочных недомоганий, когда он чувствует слабость и у него поднимается температура. По опыту я знал, что через несколько дней он приходит в себя, но у него начинает слезать кожа и цвет лица становится темнее".
Насколько я помню, ни о чем подобном Фитц раньше не рассказывал, только замечал, как Шут становится золотым из молочно-белого. О каких еще деталях он не рассказывал?
А о драконах, стало быть, они все-таки говорили, но Фитц принял все за пьяные бредни.
И корона из петушиных голов. Фитц наконец насмелился Шуту перья отдать, но тот чего-то испугался. Почувствовал, что это будет как-то со смертью связано? (Ну, раз все это откладывается до следующей книги, а Шут там рассчитывает умереть, то вывод, что эти два события связаны, напрашивается сам собой.)
"И он не единственный, кому ты открываешься, маленький человечек. Кто ты? Кем ты мне приходишься?"
Вот уж действительно вопрос. Потому что Тинталью (а это ведь она?), оказывается, никто больше не слышит. А в отношении Фитца то и дело мелькает, что у него какие-то драконьи воспоминания есть.
И мне показалось странным то, что, хотя Шесть Герцогств и Внешние острова - совершенно разные культуры, у каждой из которых свой язык, божества у них одни и те же.
"– Прекрати выделываться перед Шутом. Тебе все равно не удастся произвести на него впечатления, – мрачно заявил Чейд".
Это был на самом деле смешной комментарий, потому что Фитц и вправду выделывался, чтобы Шут проявил хоть как-то свои чувства и показал, что боится за него.
"Пятнадцать лет превращают претензии и радости в обычную жизнь".
Вот в этой фразе, пожалуй, лучше всего отражены отношения Фитца и Старлинг. Как бы они друг друга ни жалили и ни унижали, вот эти 15 лет никуда не денутся, что бы там ни.
"- Под моей кроватью до сих пор валяется гобелен, про который у меня не хватает мужества никому рассказать. Он безнадежно испорчен. Полагаю, гобелен стоил кучу денег.
– Не беспокойся. У меня найдется отличная замена. – Он удивленно уставился на мою кривую улыбку".
Вот нравится мне этот стеб над гобеленом, изображающим Вайздома и Элдерлингов, и я даже не объясню, отчего так сильно)))
И - цитаты в копилку "это любовь", или "epic love":
" – Я рад, что кто-то сумел тебе помочь. Хотя и завидую Кетриккен.
Его слова показались мне бессмысленными.
– Ты завидуешь ее горю.
– Я завидую тому, что она смогла тебя утешить".
"Любовь то появляется, то исчезает из твоей жизни. Иногда она уходит, но и в этом случае идет рядом с тобой, а потом возвращается".
Сначала я думала, это о Молли. И хотя уверена, что хэппи-энд их с Фитцем еще настигнет, но эта фраза не может быть о Молли. Так что я буду думать, что она о Шуте.
"Передо мной стоял шут. Не Шут в одеждах лорда Голдена, а королевский шут, которого я знал в детстве, – на нем были облегающие черные штаны и черная куртка. Из украшений осталась серьга и черно-белый букетик".
"– Ты тоже знаешь, что я тебя люблю, Шут. Как любит мужчина своего самого близкого друга. Я этого не стыжусь. Но Йек или Старлинг и еще многие думают, будто наша дружба перешла границу, что ты хочешь делить со мной постель… – Я замолчал, дожидаясь его реакции.
Но Шут посмотрел мне в глаза, и я не увидел в них ни тени сомнения.
– Я тебя люблю, – тихо проговорил он. – У моей любви нет границ. Никаких. Ты меня понимаешь?
– Боюсь, слишком хорошо, – ответил я, и у меня дрогнул голос. Затем я сделал глубокий вдох и с трудом произнес следующие слова: – Я никогда… ты меня понял? Я никогда не захочу делить с тобой постель. Никогда.
Шут отвернулся от меня, и я заметил, как слегка порозовели его щеки, не от стыда – я понял, что в душе у него поселилось другое, более глубокое чувство. Через несколько мгновений он заговорил спокойным ровным голосом.
– И это тоже мы с тобой давно знаем. Тебе не следовало произносить вслух слова, которые теперь останутся со мной навсегда."
И все-таки это немного странно - читать у автора облеченными в слова то, что недавно было только твоими ощущениями от этих героев. Я почти этими же словами даже тогда написала: "Тут оба любят, но один - во всех значениях этого слова, а второй... Ну, сложно передать впечатление, но ближе всего: во всех значениях ему не дает любить то, что он видит рядом с собой мужчину".
"Кто-то убрал с моего лба волосы и взял меня за руку. Я подумал, что это Шут, и попытался сжать узкую ладонь, чтобы дать ему знать, что попросил бы у него прощения – если бы мог".
"Я ощутил честь Шута в этом прикосновении, честь, которая пролегла между нами, подобно доспехам. Он касался лишь моего тела, но не сердца или разума. И тут я осознал – с растущим чувством вины – несправедливость своих упреков. Он никогда не попытался бы получить от меня то, чего я не предложил бы ему сам".
"А Шут… Шут был золото и радость, и летящие по бескрайнему голубому небу сверкающие драконы".
"– Ты говорил, что я могу называть тебя «Любимый», если ты не хочешь, чтобы звучало имя «Шут». – Я глубоко вздохнул. – Любимый, я скучал без тебя.
<...>
– Боюсь, это вызовет в замке множество сплетен.
У меня не нашлось ответа, поэтому я промолчал. Он обращался ко мне насмешливым голосом Шута. И хотя я испытал облегчение, меня мучил вопрос – а вдруг он заговорил так, чтобы утешить меня? Решил ли показать свою истинную сущность или только то, что я хотел увидеть?
– Ладно, – вздохнул он. – Пожалуй, если ты хочешь, я останусь Шутом. Так тому и быть, Фитц. Для тебя я буду Шутом. – Он посмотрел в огонь и негромко рассмеялся. – Наверное, все пришло в равновесие. Что бы с нами ни случилось, я всегда буду иметь возможность вспомнить твои слова. – Он посмотрел на меня и серьезно кивнул, словно я вернул ему нечто очень ценное".
И все же порой Фитцу удается найти именно те слова, которые нужно. Как здесь, когда весь разговор получился отражением-перевертышем их ссоры.
Любимая цитата отсюда: "Можно осознать, что ты сам виновен в своем одиночестве, но легче тебе не станет. Впрочем, это уже шаг вперед – ты начинаешь видеть, что та жизнь, которую ты выбрал, не была единственно возможной, а твое решение не является бесповоротным".
ps. Прочитала стихотворение-эпиграф к последней книге. Перечитала еще раз и еще. Сижу - реву. Ничего не могу с собой поделать, у меня уверенность, что это POV Шута на события финала. Нельзя настолько сживаться с героями, Таня, нельзя...
@темы: с_прочтением, робин хобб
*
Или это сам Фитц такие выводы сделал? я просто помню, что тогда очень этому удивилась еще, поскольку на тот момент считала Шута старше Фитца. Совсем меня запутала автор...
